Оттепель: 1957–1967
Да, годы, годы пролетели… а теперь я от старости так «заробела», что не могу принять решения покинуть моих Шурика и Катюшу, и вот это просто мученье для меня. Ибо, конечно, это была моя непростительная опрометчивость тянуть здесь лямку непризнанной и никому не нужной художницы. Письмо Зинаиды Серебряковой к Евгению Серебрякову, Париж
Вплоть до 1940 года Серебрякова оставалась гражданкой СССР и хранила надежду на воссоединение с семьей. Но во время оккупации Франции фашистами ей грозил концлагерь за связь с СССР. Чтобы получить нансеновский паспорт — международный документ, удостоверяющий личность беженца,— ей пришлось отказаться от советского гражданства. А это означало прекращение переписки с родными, оставшимися в Советской России. Возможность получать от них письма появилась лишь через 6 лет.
В 1957 году постоянный представитель СССР при ЮНЕСКО Владимир Кеменовой и посол СССР во Франции Сергей Виноградов передали художнице предложение от советского правительства вернуться домой. Но пришли болезни и старость — Серебряковой было уже за 70, и она практически не писала. На переезд художница так и не решилась.
«Сама я все время хвораю всякими немощами старости, — главное, что меня удручает несказанно это все ухудшающееся зренье… Вижу все мутнее и мутнее…». Письмо Зинаиды Серебряковой к Татьяне Серебряковой. Париж, 9 марта 1964 года. Автопортрет. 1956. Тульский областной художественный музей, Тула
В мае 1960 года Серебрякова узнала, что наконец-то встретится со старшей дочерью Татьяной, которой разрешили посетить мать в Париже после 36 лет разлуки. Татьяна к тому времени уже стала маститым театральным художником во МХАТе. Серебрякова не любила фотографироваться, поэтому Татьяна не знала, как мать выглядит спустя все эти годы, и была счастлива увидеть, что она почти не изменилась.
После этого свидания Татьяна Серебрякова обратилась в правление Союза художников СССР с просьбой организовать выставку произведений матери на родине. И очень кстати: в эпоху хрущевской оттепели правительство поставило задачу вернуть лучших представителей искусства из числа эмигрировавших. Серебрякова в этом смысле была безупречным кандидатом — она никогда не позволяла себе антисоветских замечаний, к тому же была искренней патриоткой России
В ее скромную парижскую квартиру с важной миссией приехали влиятельные советские художники Дементий Шмаринов, Александр Герасимов и Андрей Соколов — отобрать работы для персональной выставки в СССР
Серебрякова не верила происходящему, хотя собственноручно набивала подрамники и осторожно прикладывала к ним картины. Ведь долгие десятилетия до ее живописи никому не было дела
Не верила она и тогда, когда работы были отправлены на родину, когда уже была готова афиша к выставке. Художница боялась не оправдать ожиданий, боялась, что ее найдут скучной и банальной.
В 1965 году наконец-то открылись сразу три ее выставки — в Москве, Киеве и Ленинграде; подготовка к ним заняла пять лет. Зинаиде Серебряковой было уже за 80, и она ждала вестей о реакции публики на картины. И дождалась. Успех был оглушительным — толпы у входа на выставки, восторженные отклики в газетах. Десятилетиями забытая, она стала знаменитой. Советские музеи скупали ее картины, а альбомы с ее работами выпускались миллионными тиражами. Наконец-то картины Серебряковой увидели те, кто только слышал о ней.
Мода на Серебрякову стала даже чрезмерной — ей подражали молодые художницы не только в манере письма, но и в манере одеваться и укладывать волосы. Репродукции ее картин стали украшать стены многих домов советской интеллигенции, а коллекционеры приобретали полотна за баснословные суммы. А у художницы-эмигрантки наконец-то отлегло от сердца: ее картины вернулись на родину.
19 сентября 1967 года Зинаида Серебрякова скончалась в возрасте 82 лет. Она похоронена на русском кладбище Сен-Женевьев-де-Буа под Парижем.
Автопортрет. 1920-е. Частное собрание
Портрет Е.И. Шапиро. 1940. Национальный музей искусств имени Гапара Айтиева, Бишкек, Кыргызстан
Коллиур. Катя на террасе. 1930. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Спящая натурщица. 1941. Киевский национальный музей русского искусства, Киев, Украина
Итальянская крестьянка в винограднике. 1935. Частное собрание
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl
Франция: 1924–1957
Если бы Вы знали, дорогой дядя Шура, как я мечтаю и хочу уехать, чтобы как-нибудь изменить эту жизнь, где каждый день только острая забота о еде (всегда недостаточной и плохой) и где мой заработок такой ничтожный, что не хватает на самое необходимое. Заказы на портреты страшно редки и оплачиваются грошами, проедаемыми раньше, чем портрет готов. Письмо Зинаиды Серебряковой к Александру Бенуа. Петроград, 1923 год
В России художница оставила 74-летнюю мать и всех детей: Женю, Сашу, Тату и Катю. Серебрякова рассчитывала уехать на время, но судьба сложилась так, что в эмиграции во Франции художница провела большую половину своей жизни — 43 года.
Зарабатывать деньги живописью в Париже оказалось вовсе не так просто: на пятки наступал авангард, а приверженность к классическим формам оказалась непопулярной. Публика с каждым годом становилась все равнодушнее к творчеству художницы — из-за нехватки денег ей было трудно снять квартиру и мастерскую, порой даже нечем было заплатить натурщикам. В 1925 году Серебряковой с помощью дяди Александра Бенуа удалось добиться выезда в Париж младшего сына Александра, а в 1928 году — младшей дочери Екатерины.
В Париже Серебрякова жила замкнуто: дружила с семьей Бенуа, а также перебравшимися в Париж художниками Константином Сомовым и Дмитрием Бушеном, искусствоведом Сергеем Эрнстом. Чтобы не проводить лето в душном Париже, осваивала французскую Ривьеру, Прованс, Бретань, ездила к родственникам в Англию и Швейцарию, вновь посетила Италию. Для экономии снимала только дешевое деревенское жилье, вдали от скопления отдыхающих.
В 1928 году удача все-таки улыбнулась художнице. После участия в выставке «Старое и новое русское искусство» в Брюсселе она получила предложение от бельгийского барона Броуэра написать портреты членов его семьи. На этом везение Серебряковой не закончилось — барон спонсировал два ее путешествия в Марокко в 1928 и 1932 году с одним условием — после возвращения Серебряковой он выберет из ее марокканских этюдов любые понравившиеся. Пейзажи, написанные в этих поездках, принадлежат к лучшему из того, что создано художницей в эмиграции.
«Пленительная серия марокканских этюдов, и просто изумляешься, как в этих беглых набросках (производящих впечатление полной законченности) художница могла так точно и убедительно передать самую душу Востока». Художник Александр Бенуа
Оказавшись в одиночестве в экзотической африканской стране, Серебрякова была вынуждена учиться рисовать быстро: никто не соглашался позировать. К тому же невозможно было передвигаться по марокканской Медине без риска заблудиться, поэтому у нее был только один шанс, чтобы схватить образ. И все же она сделала десятки набросков людей разных рас, восхищаясь их колоритной красотой: «Меня поразило все здесь до крайности. И костюмы самых разнообразных цветов, и все расы человеческие, перемешанные здесь, — негры, арабы, монголы, евреи (совсем библейские). Я так одурела от новизны впечатлений, что ничего не могу сообразить, что и как рисовать».
Природа Северной Африки, экзотика Касабланки и Марракеша, арабские кочевники, африканцы в бурнусах, загадочные мусульманки, снежные отроги Атласских гор стали плодотворной почвой для творчества — во время двух поездок по Марокко Серебрякова сделала около 60 набросков и этюдов.
Солдат-сенегалец. 1928. Новосибирский государственный художественный музей, Новосибирск.
Портрет молодой девушки, Марракеш. 1932. Частное собрание
Марокко. Фигуры в дверях 1928. Донецкий областной художественный музей, Донецк, Украина
Водонос. Марокко. 1928. Частное собрание
Молодая женщина в белом головном уборе. 1928. Частное собрание
Марокканка в розовом платье. 1932. Частное собрание
Художница даже организовала парижскую выставку своих марокканских работ, которая собрала множество восторженных отзывов, но продать практически ничего не удалось. И это была типичная ситуация для художницы — она совсем не имела коммерческой жилки. Художник Константин Сомов вспоминал о ней: «Непрактична, делает много портретов даром за обещание рекламировать, но все, получая чудные вещи, ее забывают и палец о палец не ударят».
Денег по-прежнему не хватало, хотя дети Серебряковой тоже работали не покладая рук: Саша делал кинематографические декорации, а Катя мастерила восковых кукол. Но детям и матери в России было еще хуже. Они все время недоедали, квартиру возле Мариинки, в которой жили четыре поколения семьи Бенуа, «уплотнили» — если в первые послереволюционные годы Серебряковы жили в трех комнатах квартиры, то теперь они втроем ютились в одной комнатушке.
